Разное

«…В игру вступает могучий механизм трансляции и закрепления идей: традиция. Традиция задействует, для своей неколебимости и воспроизводства, символы, ценности, ритуалы, способы идентичности, опять же идеи, социальные структуры, образование, короче — практически все. Она лишает человека способности просто видеть вещи и просто слышать звуки. Всякому акту мышления или восприятия она нечто свое предпосылает, а именно — свою идею. Восприятие (схватывание, «взятие», становится предвзятым; рассуждение заранее опосредуется предрассудком). Прадеды, может быть, еще ощущали изменившийся порядок вещей как ксенократию; их правнукам все кажется само собой разумеющимся. И так длится неопределенно долго. Но все же как-то приходит (откуда? — из будущего? из внутреннего мира человека? из прадревней старины?..) иной голос и говорит: «Sapere aude» («мужествуй мыслить сам»). И начинает шататься почти незыблемо зафиксированный порядок мира и дискурса, и мы начинаем и все никак, слава Богу, не перестанем спрашивать: «Позвольте — так что же это такое, Просвещение?» Но и Кант не совсем помогает, со своим толкованием Просвещения, ибо: Sapere aude (сам). Ибо в изменившемся мире меняется и смысл sapere (мыслить). Гуссерль спохватывается и возглашает: «Назад к вещам!» Возникает феноменология. Если истина и человек уходят из-под ярма идеи, то и мысль начинает обнаруживать себя в кардинально новой ситуации. И подобное же относится к образованию. Образование, ранее устроенное идеократически внутри себя и устроившееся в идеократическом же мире, вдруг начинает ощущать свою неадекватность Новой Жизни (от содержания и методов образования до схем его финансирования включительно. И тогда говорится: «Век образования идет к концу не потому, что необразованные приходят к власти, а потому, что становятся видны знамения такой эпохи мира, когда достойное вопроса снова откроет двери к существу всех вещей и судеб».

Генри Форд на борту «Титаника»

«…Определяется, какое «сырье» (дети, их способности, исходные знания, память и проч.) поступает «на входе» в педагогический конвейер. Далее задаются требования к готовой продукции «на выходе», определяются те действия, операции, которые необходимо совершить для того, чтобы получить требуемый продукт. Затем совершенно логично утверждается, что для более эффективного и профессионального совершения этих разных операций нужны разные специалисты: один более квалифицированно сформирует знания по химии, а другой — по математике, третий будет «освобожденным воспитателем». Определяется необходимый объем операций над материалом, раскладывается по шкалам малых и больших производственных циклов (от расписания учебной недели до учебного плана на 10—12 лет обучения), задается система текущего и итогового контроля, и т.п., — педконвейер запущен. Генри Форд был в таких случаях очень рад.

Основные реалии, определяющие код индустриальной эпохи — Стандартизация, Специализация, Синхронизация, Концентрация, Максимизация, Централизация, Отчуждение — понятным образом запечатлелись и на школе этой эпохи. Вполне естественно. Не совсем, однако, естественно то, что, хотя в «большой жизни» эти вещи уже уступают напору Третьей Волны, школа пока что пребывает почти неколебимым оплотом и реликтом индустриалистской парадигмы двухсотлетней давности. Что ж, альтернатива ясна — либо школа успеет поторопиться сама, либо ее так поторопят, что она уже никуда не успеет. Дискуссии по более мелким проблемам, как сказал бы Тоффлер, напоминают споры пассажиров о том, какое кресло кому занять на палубе тонущего «Титаника».

«Над пропастью или на повороте»

«В чем сущностная причина нынешнего школьного кризиса?
Интересно понять, ведь всякий кризис несет в себе не только признаки деструкции (они-то, в первую очередь, и проявляются внешне), но и факторы трансформации; классические образы этого — птица-феникс, умирающее и прорастающее зерно и т.д. Суть в том, что на дворе стоит постиндустриальное общество, а школа, всем своим строем и стилистикой, воспроизводит модель умирающего индустриализма. Слово Тоффлеру: «Сама идея собирания массы школьников (сырья), для воздействия на них учителей (рабочих) в централизованно устроенных школах (заводах) была порождением индустриального гения». Действительно гения, добавим от себя — если это позволяет пока удерживать систему, вкладывая в месяц на ребенка столько же, сколько стой-» 1 час у репетитора… Однако пока эти мнения являются достоянием философов и наших школьных инноваторов, они не делают погоды. А вот когда родители, имеющие, между прочим, свою заметную долю в школьных бюджетах, робко и смущаясь скажут: «Вы, конечно, профессионалы, но я, простите, искренне не понимаю, зачем моему ребенку с такими мучениями усваивать реакцию деполимеризации непредельных углеводородов (или исчисление площади круга, вписанного в сечение тетраэдра плоскостью, наклоненной под таким-то углом к основанию и т.п.)», — тогда, надеюсь, возникнут серьезные основания и к реальной трансформации содержания образования. Не идеи сколь угодно умных и прогрессивных отдельных академистов, политиков или управленцев, а сама жизнь станет здесь действующим фактором. И тогда жизнь сама реализует чаемое новое содержание образования».

«Выбор и стандарт»

«Привлечение внебюджетных средств в школу наталкивается на ту радикальную трудность, что нынешняя модель массовой школы построена так, что имеет внутри себя очень мало возможностей выбора. Наоборот, сфера внешкольного платного образования (репетиторы, курсы и проч.) естественно строится по парадигме предоставления выбора. И если школа не сумеет предоставить внутри себя сравнимые возможности выбора, то она, как то сейчас и происходит, окажется практически неконкурентоспособной. Однако пространство, внутри которого школа могла бы рассчитывать на выращивание элементов экономической деятельности, уже расписано и детерминировано. Схема примерно такая: каждый день, скажем с 8 или 9 до 14 или до 15 часов, идут единообразные уроки, для все учеников, ну а потом ты можешь выбирать один-два часа в неделю факультативов. И вся эта огромная масса «с 8-00 по 15-00 ежедневно», остающаяся недвижной глыбой, внутри которой по сути отсутствует всякий выбор, базируется на понятии так называемого образовательного госстандарта. Точнее, как я убежден, на архаичном понимании госстандарта».

Интернет и школа. Меланхолическая серенада, си-бемоль минор

«Итак. Имеется существующая модель и парадигма системы школьного образования: со своим содержанием и методами обучения, с определенной структурой управления и экономики, отраслевого права (или бесправия?), со своими механизмами воспроизводства (весьма налаженными и жесткими), контроля (еще длятся, как выразился Тойнби, «восемь веков экзаменационного кошмара»), со своей образовательной политикой. Попытаемся обобщить. По-марксистски, если угодно. Чем является Интернет в этой модели и парадигме? — Ничем. Чем он станет в новой образовательной парадигме? — Всем. Вспомним из Писания: «Уже стоят за дверьми те, кто тебя вынесут» Или иначе: Одиссеев Конь будущего уже пробрался за крепостные троянские стены школы Старого Индустриального Века. Пока что он молча и неподвижно стоит, за дверьми. За железными дверьми. Кабинета информатики».

Анатолий Пинский.